Гор Вербински раскрыл тайный смысл фильма "Одинокий рейнджер"

Мой любимый современный режиссер – Гор Вербински, что хотите делайте. Он один сочетает блокбастер и притчу в правильной пропорции. Он насмотренный, ироничный, умный и притом фантастически профессиональный

Мой любимый современный режиссер – Гор Вербински, что хотите делайте. Он один сочетает блокбастер и притчу в правильной пропорции. Он насмотренный, ироничный, умный и притом фантастически профессиональный.

Он снял лучший триллер последнего десятилетия «Звонок», лучшую франшизу «Пираты Карибского моря» (которая после его ухода потеряла половину обаяния), прелестную социальную драму «Синоптик» и гомерически смешную «Охоту на мышей». За мультфильм «Ранго» ему дали «Оскара», и думаю, что не последнего. Сейчас он привез в Москву «Одинокого рейнджера».

Я пошел на пресс-конференцию Вербински, Деппа, Хаммера и Брукхаймера без особых надежд. Мне хотелось на него посмотреть и сказать ему, что он лучший, хотя поколение у него вообще неплохое – тут тебе и Тарантино, и братцы Коэны. И, видимо, я ему убедительно это сказал, потому что Таня Ольховая, представитель «Уолта Диснея», в какой-то момент решительно взяла меня за руку и отвела к Вербински для интервью. Спасибо ему и Тане, и Диснею тоже.

Должен вам сказать, ребята, что он очень милый человек, мало похожий на свои блокбастеры. От режиссера столь масштабных и сложных постановок ждешь брутальности и повелительности, а Вербински – особенно в почти чеховской бороде – тих, мягок и улыбчив. И что меня особенно обрадовало – я не вчитывал в его фильмы дополнительный личный смысл. Он все это действительно имеет в виду. Ура.

«В «Рейнджере» все нанизано на серебро...»

– Гор, прежде всего: я не вру, называя себя фашим фаном. Вы действительно лучший сегодня, когда-нибудь это поймут все.

– Никогда такому не бывать, но все равно спасибо.

– Я бы начал с вашего фирменного приема: все ваши картины прошиты лейтмотивами, сквозными образами – колодец в «Мышиной охоте», веревки в «Звонке», клетка и птичка в «Рейнджере»...

– В «Рейнджере» это вообще доведено до мании и проработано тщательней, чем прежде. Во-первых, паровоз; во-вторых – серебро, на этот мотив там все нанизано. Серебряные самородки, конь по имени Сильвер, серебряный зуб у Буча Кэссиди, серебряные пули – потому что металл такой, со своей мифологией, одновременно и святость, и таинственность, и он, в противовес золоту, ночной, лунный... А вы заметили, где впервые появляется птичка?

– Еще бы. На ярмарке.

– Да, когда мальчик ее в ладонях трет. Игрушка: на одной стороне птичка, на другой клетка, быстро вертишь – видишь птичку в клетке. Прообраз кинематографа, между прочим.
А откуда я это взял и кто меня научил... Это такой язык: есть несколько языков кино, один построен на сквозных символах.

– Это к музыке восходит?

– Скорее нет, это конструктивный элемент, шпалы, по которым проложен сюжет. Когда мысленно собираешь картину, нужны опорные точки; потом, это эмоционально хорошо работает, нагнетает. Лучше всех, на мой вкус, это делает Полански, которого я вообще люблю чрезвычайно за уникальный баланс смешного и страшного...

– И я!

– Вот в «Отвращении» это сделано просто филигранно. Звонки, трещины в асфальте, чужие стаканы... Случайные вещи сходятся в адскую цепь. И я почти никогда не знаю, что это будет. Веревки в «Звонке» случайно придумались.

– О «Звонке»: это самый страшный фильм последнего времени...

– Я бы сказал, не «страшный», а «кошмарный» – в том смысле, что он построен на логике сна.

– Вашего?

– Моего лично, у японцев на кассете совсем другое. Пляшущий на потолке стул – это уж чисто мое, как отпечатки пальцев. Кошмар не выдумаешь.

– А почему, по-вашему, это так страшно вышло? Ведь там ничего особенного – дерево на закате, женщина в зеркале, лошади...

– Вот именно эта сдвинутая логика. Понятные вещи в непонятных сочетаниях. Дерево – и вдруг лошадь, это и в «Рейнджере» есть, заметили? – лошадь на дереве...

– Заметил, конечно.

– Там вообще в фильме нет ничего особенно ужасного, если по кадрам рассматривать. Но все время чувствуешь себя в ужасном сне, где логика вывернута наизнанку.

«У прогресса впереди – всегда бездна»

– Вы верите в способность развлекательного кино быть умным?

– Договоримся о терминах: если под развлекательным кино понимается картина, забывающаяся на другой день, – нет, ей ум противопоказан. Но вообще задача номер один для современного режиссера – выстроить подтекст. Так, собственно, и всегда было, просто сейчас больше ценится фантастика, сказка. Пусть это будет кассовое кино, но пусть в нем будет мысль, моральный вопрос, интеллектуальная тревога.

– «Рейнджер» вообще насыщен намеками на современность – помните, когда Рид, по шею закопанный в землю, говорит: «Вот, сейчас примчится американская армия...»

– ... И установит закон и порядок, да! Заметили? Он же свято верит, что закон и порядок можно вот так установить армией, таких полно...

– Но поезд у вас – действительно метафора прогресса?

– Поезд – метафора много чего, почему он так и удобен в кино. И оно началось с него, собственно. Железная дорога – это прежде всего соблазн прямых путей. Она врывается там в дикий мир, у которого свои нелинейные законы, она врезается в пустынные земли и режет их пополам. Везде, куда она докатилась, начинается диктат наживы. Она везет простые ответы, выгоду, логику. И поскольку остановить этот поезд нельзя – а это один из повторяющихся слоганов в фильме, – то в конце у него...

– Бездна.

– Бездна, приходится это признать. Потому что затормозить уже невозможно, а летать поезд не умеет. Но тут появляется Благородный Дикарь – Noble Savage – и останавливает его либо резко меняет курс.

– То есть прогресс побеждается консерватизмом?

– Нет, консерватизмом он никогда не побеждается. Это путь назад, в тупик. Но спасти может другая логика. Там ведь Тонто не совсем обычный дикарь. Его изгнали свои же. Он немного безумец – именно немного...

Депп сказал, что играть легкое безумие много интересней, чем настоящую патологию.

– Конечно! Он слегка сумасшедший, у него сдвинутые принципы, но этим принципам он абсолютно верит. Если бы на пути человечества, на его поезде не оказывались время от времени такие благородные психи с Другими Принципами, – уже давно прогресс приехал бы к такому крушению, которое у нас там показано не без удовольствия...

«Снимать про себя трудней, чем про пиратов»

– На вас повлиял как-то «Мертвец» Джармуша? Есть сходство, помимо участия Деппа...

– Ну, поскольку Джим вообще всегда воздействует на подсознание, то, видимо, его картина – действительно великая – варится там у меня в подсознании, и какие-то параллели с ней неосознанно возникают. Если бы кто-то научился управлять этим процессом, он механизировал бы искусство, от чего Боже упаси.

– Но напрашивается же: у него главный герой – тезка знаменитого поэта, у вас – знаменитого писателя...

– Джон Рид? Да. Вы его знаете?

– Он был одно время тут самым популярным американцем.

– У него про Мексику книжка интересная.

– Но его знали за книжку про Россию.

– И какие же параллели?

Ну как: у Джармуша полный тезка визионера Блейка путешествует по загробному миру. У вас любитель справедливости вынужден брать в руки оружие...

– Никогда бы не подумал. Ловко вы это.

– Зато я кино снимать не умею. Кстати, у вас есть русские корни?

– Ну, если исходить из того, что Польша была частью Российской империи – да, можете считать меня русским. Но вообще-то они польские, пра-пра-пра... в шести «пра» от меня.

– Вы не собираетесь снять простое, без спецэффектов кино про современность, вроде «Синоптика»?

– Очень собираюсь, и с тем же сценаристом. Он хороший писатель и сам режиссер, кстати, – Стив Конрад...

– «Повышение»?

– Да. «Синоптик» – может быть, самая моя сентиментальная картина, в некотором смысле самая личная, я хорошо к ней отношусь. Стоил он, по нынешним меркам, копейки – что-то миллионов двадцать, которые и собрал. После «Рейнджера» в самый раз что-нибудь нежное и недорогое.

– То есть социальный реализм не умер?

– Что вы, никогда. Зрителю всегда будет хотеться посмотреть про себя, про то, что его мучает изо дня в день, – но это не должно быть скучно. Снимать про сейчас – это трудней, чем про пиратов. Потому что про пиратов можно выдумать что угодно. А выдумать такое «сейчас», чтобы было похоже и вместе с тем нескучно... Зачем зрителю идти в кино, когда он в окно может посмотреть? Реализм надо сгущать – тогда вы закричите: «А, точно, точно, ненавижу, все так и есть!»

– Из любимых режиссеров вы назвали Полански, но есть ведь и дрегие?

– Хэл Эшби, Норман Джуисон. «Будучи там». «Гарольд и Мод». «Однажды душной ночью». Времена такой новой волны голливудской, когда впервые научились сочетать серьезное кино и зрелище.

– «Пролетая над гнездом»...

– Вроде того.

– Я думал, вы Уайлдера назовете.

– Он очень хороший, но это, как бы сказать, слишком общее, чтоб быть лично моим. Еще, кстати, отличную фантастику снимали на рубеже шестидесятых-семидесятых.

– Почему вы так упорно работаете с Деппом?

– Потому что он друг мой близкий, профессиональные отношения давно перешли в симпатию, а та – почти в родство. Нам нравится одинаковая музыка, это самый верный признак сходства. Он человек очень высокой пробы, Депп.

– В какой роли он больше всего похож на себя?

– Х-ха. «Ранго», думаю. (В «Ранго» Джепп озвучивает главного героя – романтического и отважного хамелеона, – ДБ).

– Что самое трудное в режиссуре?

– Гм... Не считать себя богом.

– А я думал – сделать, чтобы все тебя слушались.

– Нет, это как раз входит в профессию.

Гор Вербински родился 16 марта 1964 года в штате Теннесси, третьим из пяти детей. Самодеятельные малобюджетные фильмы снимает с 1979 года («Дневник водителя»). В восьмидесятые играл на гитаре в нескольких лос-анджелесских группах, не отказывается и сейчас выступить с голливудскими звездами (по случаю окончания съемок «Рейнджера» они дали с Деппом небольшой концерт, где сыграли попурри из классического рока и металла). Окончил знаменитую киношколу при Калифорнийском университете. Снимал музыкальные клипы и рекламу нескольких мировых брендов («Найк», «Кэнон», «Кока-кола»). Дебют -- получасовой молодежный триллер «Ритуал». Первая полнометражная картина «Мышиная охота» собрала 122 миллиона при бюджете 38 млн. Первые «Пираты Карибского моря» собрали 600 млн, третьи -- миллиард. Сейчас планирует снимать триллеры «Маяк» (о художнике, прячущемся от мафии на маяке) и «Бабочка» (о муже, доводящем жену до безумия). Женат, двое детей -- Иван и Антон.

Читайте также:

3 главных недостатка фильма "Одинокий рейнджер"

Главные разочарования фильма "Одинокий рейнджер"

и другие публикации Дмитрия Быкова

Поделиться статьей
Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика